Карманники – джентльмены преступного мира

Еще в дореволюционной России во дворах бедных городских районов можно было застать такую идиллическую картину. Седобородый дед играет с дворовыми мальчишками: он повесил старое пальто на ветку дерева, прицепил к нему множество больших и маленьких жестяных колокольчиков, застегнул на все пуговицы, а во внутренний карман положил бумажную ассигнацию. Она достанется тому, кто сумеет вытащить ее из кармана, не звякнув ни одним колокольчиком.

«Зачем я стану убивать? Я природный карманник»

Жеглов задерживает Костю "Кирпича" Сапрыкина, "работавшего" по пассажирам трамвая. Вор активно возмущается и "бьёт пант" (кадр из "Место встречи изменить нельзя").

Станислав Говорухин, 1979, Гостелерадио СССР, Одесская киностудия

Карманный вор – преступная профессия, которой может научиться не каждый. Ее задатки проявляются еще в детстве, именно поэтому старые воры выбирали будущие воровские кадры среди мальчишек, привлекая их вышеописанной игрой или впечатляющими «фокусами». «Профессора воровского мира показывали тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали её снова в карман проходящего, а тот шёл, ничего не замечая», – такую историю приводит правовед-криминалист Леонид Белогриц-Котляревский.

«Карманником экстра-класса нужно родиться. Нужно получить от природы определенного склада нервную систему, мгновенную, точную реакцию, соответствующее устройство пальцев, ладоней, локтей и плеч, а также необходимую артистичность», – пишет исследователь преступного мира Александр Кучинский. И это только задатки, которые нужно было развивать годами тренировок, не менее сложных, чем тренировки фокусников или карточных шулеров. Кстати, когда о русских ворах говорят «гнуть пальцы», это как раз намек на тренировки пластичности пальцев, которыми воры занимались в тюрьме.

«Научить этому невозможно, – рассказывает Заур Зугумов, в прошлом – вор-карманник, – и тем не менее, за решеткой делились опытом. В лагерях, в рабочих зонах мы делали чучело, навешивали на него колокольчики — так и набивали руки в воровстве. На «тренировках» я с каждым разом старался приблизиться к моменту, когда не зазвенит ни один колокольчик».

Хитров рынок в Москве – биржа труда и центр московской преступности.

Public domain

А зачем таким людям артистичность? Первые карманные воры появились в России, когда появились бумажные ассигнации и богатые нательные украшения – то есть, в XIX веке. «Работали» они прежде всего в местах скопления богатого народа – в театрах, банках, дорогих магазинах. Чтобы сразу же не вызвать подозрения своим видом и манерами, воры должны были выглядеть как аристократы. «Если бы кто-нибудь из читателей увидел такого вора, он с трудом поверил бы, что перед ним профессиональный преступник, – писал известный юрист-криминалист начала XX века Григорий Брейтман. – Такой вор скорее похож на доктора, адвоката, агента страхового общества: у него благообразная наружность, прекрасные манеры; на нем великолепный костюм, всегда от лучшего портного. Понятно, что такой вор, в особенности если он сидит в театре в первом ряду, не возбуждает ничьих подозрений».

Именно поэтому первые карманники заслужили себе звание «джентльменов» преступного мира. В своей деятельности они не использовали насилия, не пускали в ход угрозы или оружие, а жертвами их становились только богачи, что успокаивало их совесть и обеспечивало терпимое отношение к ним царской полиции. Понятно, что к вору, похитившему бумажник у купца, в околотке отнесутся лучше, чем к убийце или разбойнику. «​​Зачем я стану убивать? Когда я природный жулик, природный карманник! Вы всю Россию насквозь пройдите, спросите: может ли карманник человека убить? Да вам всякий в глаза расхохочется!» – эти слова вора-карманника из Одессы, незаконно задержанного за убийство, приводит в своем беллетризированном очерке дореволюционный журналист Влас Дорошевич.

В XIX столетии «аристократы» и полиция часто бывали знакомы. Города ещё не были такими большими, воров было не так много, к тому же карманники, как правило, работали в известных местах и участках. «Между этими ворами, – пишет Брейтман, – не наблюдается той общей испорченности, как среди других преступников. Почти каждый имеет свою семью, живет своим домом, воспитывает детей и бывает, что у многих из них дети вырастают порядочными людьми». В полиции на известных воров была заведена картотека, и к тому же их знали в лицо «филёры» – полицейские в штатском, работавшие на транспорте и в местах скопления народа. Но почему же тогда карманников не ловили?

Ширмачи, щипачи, рыболовы

Пассажиры на платформе Ярославского вокзала, 1961. В таких толпах карманникам настоящее раздолье – и "клиентов" полно, и затеряться в толпе после "дела" можно мгновенно.

Анатолий Морозов/Sputnik

Будучи образованными людьми и зная букву закона, воры понимали, что «взять» их можно только на месте преступления, в момент, когда они вытаскивают деньги из кармана жертвы. Если «филёр» или полицейский пропустит этот момент, он не сможет доказать, что деньги не выпали из кармана. А найти бумажник у самого вора через пару секунд уже невозможно – он или скидывает его на землю, мгновенно вынув деньги, или передает своему помощнику, который спокойно уходит. Вор же остаётся на месте и может даже с усердием помочь только что обворованному искать пропажу. Если же его заподозрят, «аристократ» начнёт артистично возмущаться, и действительно, при обыске у него ничего не найдут. Поэтому полиция царской России в основном задерживала карманников для предупреждения их преступлений. Вора могли после этого разве что выслать из города, но его «профессия» позволяла ему «гастролировать» в любых местах.

Конечно, многих все же ловили на горячем. Брейтман описывает, как сыщик задержал известную воровку-карманника «Анютку-Ведьму». В одном из петербургских театров за один вечер были совершены четыре карманных кражи. Сыщики сбились с ног, отыскивая мужчину-преступника, пока один из них не заметил подозрительно снующую в толпе пожилую даму.

«Он увидел, что дама запустила руку в карман одного господина. Обрадованный сыщик мигом схватил руку воровки и задержал ее в кармане. Господин в свою очередь набросился на сыщика и крикнул: «Вы забрались ко мне в карман!» «Извините, сударь, — ответил сыщик, — прошу посмотреть на мои руки». Присмотревшись, господин увидел, что рука сыщика поверх его платья сжимала находившуюся в его кармане руку прилично одетой дамы, которая делала напрасные усилия освободить свою кисть. «О! Сударыня!» — мог только воскликнуть изумленный господин».

Сотрудники городской милиции на Каменноостровском проспекте. 2 апреля 1917 года.

Sputnik

После Февральской революции Временное правительство амнистировало узников царского режима – на свободу вышли множество воров самых разных профессий. Кроме того, условия изменились – появился общественный транспорт, расширилась сеть железных дорог, мест скоплений людей стало гораздо больше, а народ – беднее. Изменились и карманники – они по-прежнему были аристократией преступного мира, так как не вредили своим жертвам физически. Но методы и масштабы стали другими.

«Щипачами» и «верхушниками» в воровском мире презрительно назывались те, кто воровал из карманов верхней одежды. «Они выходят на дело целой группой, – пишет Александр Кучинский, – и предпочитают массовые мероприятия – демонстрации, гуляния, рыночную торговлю. Пока одни щипачи отвлекают жертву, другие обирают ее карманы и сумки. Затем «команды» меняются ролями. При «шухере» карманные воры могут оттеснить возмущенную жертву, отвлечь внимание и даже организовать комедию с криками: «Держи вора!»

«Ширмачи» накрывали сумку или карман жертвы «ширмой» – свернутым плащом или букетом цветов, и той же рукой, в которой «ширма», доставали деньги, пока свободной рукой передавали билетик в транспорте, размахивали газетой, жестикулировали, отвлекая внимание жертвы. Тут, как встарь, требовался хороший «пант», артистичность. Зугумов вспоминает, как воровал пачку денег у рабочего, получившего зарплату. Деньги были в кармане штанов, надетых под рабочие брюки. «Как только подошел трамвай, я вместе с жертвой поднялся в салон. Убедившись, что деньги действительно имеются, стал «работать». Был момент, когда он заговорил со мной. Представьте мое положение: левая рука почти до запястья в ширинке у жертвы, кончики пальцев этой руки держат упаковку десятирублевок за уголок, и я, мило улыбаясь потерпевшему, веду с ним диалог...»

Существовали даже карманники-«рыболовы», поддевавшие рыболовными крючками на лесках кошелек из кармана или сумки. Они часто работали в поездах дальнего следования, забравшись на верхнюю полку и запуская крючок в карманы сумок и одежды соседа снизу.

Руки – это мой хлеб

На Сухаревском рынке. Полицейские в одном из торговых рядов, 1900-1909 гг.

Собрание А. Мелитоняна / Russia in photo

Высшей кастой карманников стали «писари», которые разрезали (на жаргоне – «расписывали») в толпе одежду или сумку жертвы, чтобы стянуть содержимое. «Где-то до 70-х годов, – вспоминает Зугумов, – для этого затачивали полукругом 20-копеечную монету, четвертинкой этой монеты и «работали». Ее легко можно было спрятать во рту. Порой, забывая, с ней и ели, и спали».

Зачем прятать монету во рту? Советские законы стали более совершенными в отношении привлечения воров к ответственности – появилось понятие «кражи с применением технических средств». Заточенная монета – техническое приспособление для кражи, и при её обнаружении вору могло «светить» до десяти лет тюрьмы. Кстати, воры-«рыболовы» придумали способ избежать этой статьи, на глазах милиции раздвигая свои воровские удочки в полноценные удилища для ловли рыбы и утверждая, что с кражей это не связано. Их действия могли квалифицировать только как обычную кражу (до 5 лет тюрьмы).

Но главными инструментами вора были его психика и его руки. Поэтому враг вора – вредные привычки и старение. «Обильные застолья и бессонные ночи, проведенные в дамском обществе или за партией в преферанс, притупляют реакцию и бдительность, – пишет Кучинский. – Курение и переедание сказываются на чуткости пальцев. Старость ко всем перечисленным неудобствам прибавляет еще и закостенелость движений».

1991 г. Члены подразделения во время задержания воров.

Морковкин Анатолий, Шогин Александр/TASS

Конечно, больше всего воры боялись заключения в тюрьме или исправительно-трудовом лагере. Там испортят и психику, и руки. Советская исправительная система не носила оттенков благородства, как дореволюционная полиция. В 1920-е годы, времена разгула карманной преступности, карманникам могли просто сломать пальцы. Тяжелая работа на строительстве ДнепроГЭСа или Беломорканала, плюс ужасные условия жизни в тюрьме – все это безнадежно портило пластичность пальцев, поэтому профессиональные карманники стали «уходить в отрицалово» – принципиально отлынивать от лагерной работы. Были разработаны «воровские понятия», одним из главных среди которых стал запрет для воров на любой физический труд, а впоследствии и на труд вообще. Так карманные воры продолжали оставаться элитой воровского мира и в XX веке, возглавив по сути тюремное движение против любого сотрудничества с администрацией.

Заур Зугумов, в прошлом отбывавший тюремный срок за воровство, ныне – писатель.

Страница Заура Зугумова VK

Методы карманников оставались примерно одинаковыми за всю историю профессии – менялись лишь виды добычи и места (а значит, и способы) краж. Сегодня, когда есть безналичный расчёт, а кража банковских карточек бессмысленна, «бизнес» карманных воров испытывает понятные трудности – по-настоящему крупных сумм с собой почти никто не носит.

«Карманников по большому счету — раз-два и обчелся. Верхушники одни, – не скрывает своего сожаления Заур Зугумов. – Воруют в основном у молодежи телефоны. Летом из задних карманов джинсов, зимой из верхних карманов курток. Затем их отдают за бесценок спекулянтам. Может, дело в том, что просто времена изменились...»