На поле для квиддича, на том самом месте, где он упал с метлой в руках, лежал Гарри, истекая кровью.
"Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?" было первою его мыслью. "И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?"
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота гиппогрифов и звуки голосов. Он раскрыл глаза. Над ним было опять все то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Подошедшими были Дамблдор, сопутствуемый Хагридом. Дамблдор, обходя поле игры, отдавал последние приказания об уборке упавших квоффлов и метел.
– Это все проделки Воландеморта, – сказал Дамблдор, глядя на Гарри.
Гарри понял, что это было сказано о нем, но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло шрам; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Дамблдор, но в эту минуту он казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Он собрал все свои силы, слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Дамблдор. – Поднять этого молодого человека в Больницу Святого Мунго!
Микаэль Блумквист, не дождаясь своей любовницы Эрики Бергер, решительным легким шагом вышел из вагона. И, как только Эрика подошла к нему, он движением, поразившим Лисбет своею решительностью и грацией, обхватил Эрику левою рукой за шею, быстро притянул к себе и крепко поцеловал.
– Не правда ли, очень мила? – сказал Микаэль затем Эрике про Лисбет. – Мы всю дорогу ехали вместе и проговорили.
– Прощайте, мой дружок, – сказал Блумквист Лисбет. Дайте поцеловать ваше хорошенькое личико. Я просто, по-отечески, прямо говорю, что полюбил вас.
Как ни казенна была эта фраза, Лисбет, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам Микаэля.
– Очень мила, – сказала Эрика.
Лисбет провожала их глазами до тех пор, пока не скрылась грациозная фигура Микаэля, и улыбка остановилась на ее лице. Она видела, как он что-то оживленно начал говорить Эрике, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего с ней, с Лисбет, и ей это показалось досадным.
После завтрака Бильбо снова стал косить. Старик Гендальф, прямо держась, шел впереди, ровно и широко передвигая вывернутые ноги, и точным и ровным движеньем, не стоившим ему, по-видимому, более труда, чем маханье руками на ходьбе, как бы играя, откладывал одинаковый, высокий ряд.
Сзади Бильбо шел Фродо. Миловидное молодое лицо его все работало от усилий; но как только взглядывали на него, он улыбался. Он, видимо, готов был умереть скорее, чем признаться, что ему трудно.
В самый жар косьба показалась Бильбо не так трудна. Обливавший его пот прохлаждал его, а солнце, жегшее спину, голову и засученную по локоть руку, придавало крепость и упорство в работе; и чаще и чаще приходили те минуты бессознательного состояния, когда можно было не думать о том, что делаешь. Это были счастливые минуты.
Бильбо не замечал, как проходило время. Если бы спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, а уж время подошло к обеду.
Ну, Бильбо, обедать! сказал Гендальф решительно. Хоббит подсел к нему и гномам в тень; ему впервые в жизни не хотелось уезжать обратно в Шир. Всякое стеснение перед волшебником и его свитой уже давно исчезло.
Ну-ка, Бильбо, отведай моей тюрьки, сказал Гендальф, присаживаясь на колени перед чашкой. Тюрька была так вкусна, что Бильбо и вовсе раздумал ехать домой. Бильбо чувствовал, что все переменилось. И все его дела и все обстоятельства, которые препятствовали его путешествию к Одинокой Горе и сокровищам, которые охранял Смауг, теперь казались незначительными.
— Мистер Курагин готов вас принять, мисс Ростова, заходите, — произносит блондинка номер два.
Наташа встает и чувствует, что ноги у нее подгибаются. Стараясь справиться с нервами, хватает муфту и, оставив стакан с водой прямо на кресле, направляется к приоткрытой двери.
Она открывает дверь и, споткнувшись о подол собственного платья, падает головой вперед.
Черт, ну нельзя же быть такой неуклюжей! Она стоит на четвереньках в дверях гостиной мистера Курагина, и чьи-то добрые руки помогают ей подняться. Дурацкая ситуация. Она боится поднять глаза. Черт! Да он совсем молодой.
— Я ожидал мистера Ростова, — он протягивает ей руку с длинными пальцами. — Анатоль Курагин. Вы не ушиблись? Присаживайтесь.
Молодой, высокий и очень симпатичный. В великолепном сером костюме и белой рубашке с черным галстуком. У него непослушные темно-медные волосы и проницательные серые глаза, которые внимательно разглядывают Наташу. Проходит какое-то время, прежде чем она вновь обретает дар речи.
Бессознательно Наташа протягивает ему руку. Когда их пальцы соприкасаются, по ее телу пробегает странная, пьянящая дрожь. Она в смущении отдергивает руку. Наверное, электрический разряд. Ее ресницы хлопают в такт биению сердца.
— Мой брат заболел, я приехала вместо него. Надеюсь, вы не возражаете, мистер Курагин.
— А вы кто?
— Наташа Ростова
— Понятно, — говорит он просто. Кажется, на его лице проскальзывает улыбка.
— Присаживайтесь. — Он делает жест в сторону углового дивана, обтянутого белой кожей.
— У меня к вам несколько вопросов.
— Я не удивлен, — невозмутимо произносит он. Да этот мистер Курагин просто смеется надо мной, подумала Наташа! Щеки у нее горели, она старалась сесть прямо и расправить плечи, чтобы казаться выше и уверенней.
— Вы очень молоды и тем не менее уже занимаете высокий пост в армии Кутузова. Чему вы обязаны своим успехом?
Он сочувственно улыбается, но выглядит немного разочарованным.
— Армия — это люди, мисс Ростова, и я очень хорошо умею в них разбираться. Я знаю, что их интересует, чему они радуются, что их вдохновляет и как их стимулировать.
— По моему убеждению, для того, чтобы добиться успеха в каком-нибудь деле, надо овладеть им досконально, изучить его изнутри до малейших подробностей. Я очень много для этого работаю. У меня природный дар распознавать стоящие военные маневры и хороших стрелков.
— Может быть, вам просто везло? — Этого вопроса у Николеньки не было, но он так заносчив!
Наташа увидела, как в глазах Анатоля вспыхивает удивление.
— Я не полагаюсь на случай или на везение, мисс Ростова. Чем больше я работаю, тем больше мне везет. Кажется, Наполеон говорил, что «величайшая задача, стоящая перед лидером, — это рост и развитие людей».
— А вы, похоже, диктатор.
— Да, я стараюсь все держать под контролем, мисс Ростова.