Евгения Образцова в роли Сильфиды
Илья Питалев/SputnikРусские самодержцы, начиная с эпохи Елизаветы Петровны, полюбили искусство балета и не жалели денег на приглашение лучших европейских талантов. Сложно найти в мировой истории танца значимого персонажа, который не отметился бы в России. Но есть несколько иностранцев, кто стал частью истории русского балета и способствовал его стремительному возвышению на мировой арене.
Дидло был сыном французских танцовщиков, осевших при шведском дворе. Там же начал обучение танцу и Шарль, успехи которого были столь велики, что 9-летнего мальчика отправили к лучшим парижским педагогам. Позже Великая Французская революция прервала блестящее начало карьеры Дидло в парижской Опере. Он был вынужден уехать в Лондон, где в 1796 году впервые поставил балет о Зефире и Флоре, который будет сопровождать его по всем сценам, принося славу и контракты.
Шарль Дидло
SputnikВ Россию 35-летний Дидло попал в 1802 г. по приглашению князя Николая Юсупова, возглавлявшего Императорские театры. Балетмейстер снискал высочайшее покровительство вдовствующей императрицы. Это позволило ему не только ставить балеты – его положение сравнимо с тем, которого сто лет спустя добьется легендарный Мариус Петипа, «самодержец русского балета».
Мария Тальони в балете Шарля Дидло «Зефир и Флора», 1831
Альфред Эдвард ШалонДидло не только создал репертуар петербургской труппы – он преподавал в театре и школе, вырастил несколько поколений танцовщиков и провел сложные художественные реформы, благодаря которым русский балет стал шагать в ногу с европейским.
Итальянец продолжил дело родителей-артистов - выступал, ставил балеты, но в танце оставался посредственностью. В 25 лет он женился на шведской танцовщице Софии Эдвиге Карстен, а в 1821 году приступил к занятиям с их дочерью Марией.
Филиппо Тальони
SputnikК тому времени великие парижские педагоги практически поставили на 17-летней девушке крест: по понятиям того времени для сцены она была непригодна – высока, худа, сутуловата, длиннонога и длиннорука, еще и резко некрасива. Но Филиппо это не остановило: ежедневно он давал дочери четырехчасовой класс, прерывавшийся ее обмороками.
В то время как другие учили танцовщиц женственности и соблазнительности, Тальони создавал совершенно новый тип техники – дочь он учил летать так, чтобы не было видно приземления, и подниматься на полупальцы настолько высоко, что ее фигура выглядела парящей даже в статичных позах.
Именно Тальони совершил самую важную в истории балета революцию, придумав танец, устремленный в небо, – на кончиках пальцев. И, чтобы показать Марию во всем блеске этой техники, Филиппо создал балет «Сильфида». Его премьера делит балетную жизнь на две эпохи - «нашу эру» и «до нашей эры»: тогда балет стал важнейшей частью европейского романтизма, шире – европейской культуры, а Мария – ее символом.
Мария Тальони в балете «Сильфида»
Mrlopez2681 (CC BY-SA 3.0)В этом статусе пять лет спустя, в 1837 году, Мария с отцом прибыли в Петербург. Здесь уже шла их «Сильфида», но труппа была обескровлена отсутствием художественного лидера. Появление Тальони не только познакомило с парижской модой – в мгновение ока Петербург почувствовал себя центром европейского балета, а российские танцовщицы кинулись осваивать невероятные новшества техники.
На протяжении пяти лет Тальони на разные лады развивал тему «Сильфиды» в новых спектаклях, балетоманы безумствовали, а российские танцовщики, ежедневно наблюдая за занятиями отца с дочерью, познавали новую эстетику.
После того, как Тальони простились с Петербургом, посещаемость балета в нем резко упала. Но для русских танцовщиков это оказалось стимулом самим поехать в Париж. Тогда они получили первые восторженные отзывы европейцев о своем мастерстве.
Француз Перро – одна из самых таинственных фигур мирового балета. И сегодня на мировых сценах идут спектакли, подписанные его именем - «Жизель», «Эсмеральда», «Ундина», «Корсар». Но мы не знаем, сохранилось ли в них хоть несколько танцевальных комбинаций от их создателя.
Портрет Жюля Перро неизвестного автора, Лондон, 1850
Общественное достояниеПерро был выдающимся танцовщиком и артистом эпохи романтизма, партнером Марии Тальони, которая, по театральным легендам, не стерпела соперничества и сделала все, чтобы Перро не пригласили в парижскую Оперу. Выдающийся виртуоз уехал в Италию, где встретил юную Карлотту Гризи. Из 16-летней девочки он выковал соперницу Тальони, наделенную к тому же исключительной красотой. Она стала его ученицей, музой, возлюбленной и «ключом» к дверям Оперы. Эти двери действительно открылись, но Карлотта своего Пигмалиона в них не ввела.
Они встретились десять лет спустя в Петербурге, где Гризи, как до нее Тальони, ощущала себя небожительницей. Перро, словно забыв обиды, восстановил балеты, в которых сиял талант этой «девушки с фиалковыми глазами». К тому времени петербургская труппа обладала лучшим в Европе кордебалетом и танцовщиками широчайшего диапазона, которые стали партнерами звезды. Как оказалось, благодарность Карлотты вновь была недолгой. Но Петербург оказался обладателем всех шедевров Перро – и именно он сохранил их на долгие десятилетия, хотя и трансформированными впоследствии Мариусом Петипа.
Карлотта Гризи и Жюль Перро танцуют польку
Mary Evans Picture Library/Global Look PressПерро же под конец жизни вернулся в родную Францию. Сопровождала его русская жена, мать его двоих детей, простая мещанка Капитолина Самовская.
Этот француз прожил всего 48 лет, но его жизнь могла бы послужить основой для современного многосезонного сериала. Сен-Леон, родившись в семье танцовщиков, исполнял главные партии в балетах Перро, учился у Паганини и был концертирующими скрипачом-виртуозом, ставил балеты и изобрел собственную систему записи танца.
Артюр Сен-Леон, Париж, 1865, фото Бруно Браквейе
Mrlopez2681 (CC BY-SA 3.0)В Петербург он приехал в 38 лет сложившимся мастером – его спектакли уже шли в Милане, Вене, Лондоне. В Россию его привел интерес исследователя – от многочисленных коллег Сен-Леона отличало стремление все успеть, быть в эпицентре важнейших событий и идти в ногу с прогрессом. А Россия была в 1860-х лучшим местом для развития карьеры балетмейстера.
О серьезности намерений свидетельствовало уже то, что свой первый балет «Жовита» Сен-Леон выпустил через две недели после того, как в сентябре 1859 года подписал контракт с дирекцией Императорских театров. Даже среди продуктивных коллег XIX века он выделяется тем, что не просто работал с бесперебойностью заводского конвейера – Сен-Леона переполняли темы балетов, композиционные идеи, а хореографические комбинации, как свидетельствовали современники, били из него, как из рога изобилия.
Он ставил классические танцы на пуантах (причем танцы для кордебалета, что по тем временам было невероятным новшеством) и народно-характерные на каблуках, массовые, ансамблевые, сольные, мужские, женские, детские – казалось, у этой фантазии не было пределов. И Мариусу Петипа, приехавшему в Петербург на 12 лет раньше Сен-Леона, приходилось только завистливо наблюдать из общей очереди, как все выше поднимается звезда соперника.
Джозефина Бозаччи в балете «Коппелия» Сен-Леона (1870)
Общественное достояниеПосле десяти лет работы в Петербурге перед Сен-Леоном раскрыла объятья парижская Опера – заветная мечта любого артиста того времени. Он начал готовить свою первую постановку, еще не освободившись от петербургских обязательств. Премьера «Коппелии» с успехом прошла 25 мая 1870 года, а через три месяца балетмейстер внезапно скончался – вероятно, от переутомления.
В Петербурге пост первого балетмейстера получил тогда, наконец, Мариус Петипа. Он ждал этого почти четверть века. Как оказалось, не просто покорно вытягивая лямку вечно обойденного, но набираясь мастерства у предшественников.