Отыскать новый объект культуры на самой известной пешеходной улице Москвы оказалось достаточно сложно. С маршрута сбивали ряженые зазывалы и промоутеры, развалы с сувенирами, мелкие магазины и набор ресторанов на любой вкус. На точке, до которой довел навигатор в смартфоне, ежился от промозглого воздуха продавец матрешек, шапок-ушанок, фигурок Ленина, Сталина и почему-то Трампа.
Тут путь мне преградил какой-то рыцарь в серебряных доспехах, который ловил туристов и фотографировался с ними за деньги. Стрельнув у меня сигарету, он объяснил, что музей находится в подвале, «там вон где у стеклянной двери мужик волосатый».
Создатель музея Валерий Переверзев действительно обладал длинной черной шевелюрой и не менее длинной густой бородой. Он как раз провожал очередных посетителей, которые, очевидно, были под большим впечатлением. По крайней мере пока я спускался в подвал, позади себя я не меньше десяти раз услышал слова «круто», «огонь» и «достойно». Музей истории проституции разместился в помещении туалета другого детища Переверзева — музея истории телесных наказаний, который Валерий открыл восемь лет назад.
Любезно отстегнув красный канат от позолоченного столбика, галерист впустил меня внутрь. Попав в окружение дореволюционных контрацептивов, женских трусов и бюстгальтеров, я радостно выдохнул.
Еще по пути я читал оперативно вышедшие отзывы столичных колумнистов о «вульгарщине» и мысленно представлял, как буду ходить между стендами и витринами то ли с умным, то ли с возмущенным видом. Но ничего этого делать не пришлось. Более того, не пришлось даже ходить. Музей, билет в который стоит 100 рублей, занимал настолько малое пространство, что достаточно было просто крутиться на 360 градусов, чтобы осмотреть всю экспозицию.
На стенах развешаны фотографии проституток конца XIX — начала XX веков, на полу лежат книги и разломанные детские куклы. Полки заставлены какими-то склянками. Над красным унитазом свисает мужской пояс верности, в глубине виднеется кадка с пальмой. В ожидании, пока владелец закончит с друзьями обсуждать какую-то вечеринку с дракой и скинхедами, я успел раза по три осмотреть все экспонаты.
«Да, это туалет. Такое, сортирное искусство...» — начал объяснять концепцию Переверзев.
«А, так это все?» — растерялся я.
«... человек, который приходит сюда, должен быть обманут. Как вы со своим „это все?“ Это же основной принцип проституции», — продолжал Валерий. Он был настолько увлечен своей речью, что не особо обращал внимание на ремарки. По его задумке, музей должен вызывать чувство грязи, неловкости и стыда.
«Человек проходит и садится сюда, — в этот момент Валерий освободил мне кресло в котором сидел только что и я оказался между развешенным бельем и заспиртованным непонятным куском плоти в банке. — Посетитель не понимает, то ли какой-то задрот тут сидел, то ли маньяк, то ли какой-то ненормальный. Но он только что здесь был, только ушел. Все, как с проституткой. И вам от этого некомфорно...»
«Вообще кресло довольно удобное и тут теплее, чем на Арбате», — не согласился я.
Когда вступительная часть закончилась, я спросил, как долго собиралась экспозиция. По крайней мере та ее часть, которую можно было приписать к антиквариату, а не гаражной распродаже личных активов. Валерий уклончиво ответил, что он «старый аукционщик, антикварщик и быстро все находит», и что он коллекционирует еще бескозырки. Но не для выставки.
«Как пришла идея создать музей проституции?» — спросил я, выбираясь из удобного кресла «то ли маньяка, то ли задрота».
«Я эту идею вынашивал очень давно. Всегда знал, что это „выстрелит“ и произведет впечатление. Но я не знал, как это должно выглядеть. Идея с туалетом появилась недели три назад. Я просто сказал, что это будет в... сортире. Не знаю почему. Я эту идею сразу закинул в „подразделение здравого смысла“ — моей супруге. Она сказала, что это будет круто», — объяснил создатель музея.
«Вас же грозились закрыть православные активисты. Как с ними решился вопрос?» — продолжил я, когда в дверном проеме возник очередной посетитель с благодарностями.
«Православные активисты, сегодня приходили. Я им сказал, что музей будет в сортире. Они удивились, потому что „готовились размолотить тут все“. В итоге мы пожали друг другу руки, а они пожелали нам „процветания“. Так что все нормально», — оптимистично рассуждал Валерий.
«А какая основная целевая аудитория музея?» — «К сожалению — интеллектуальный российский человек. Я говорю „к сожалению“, потому что это немногочисленная аудитория,» — задумчиво говорит создатель.
На прощание я, как православный, пожелал ему процветания. Мне не давал покоя вопрос о том, вхожу ли я в этот круг российских интеллектуалов. У выхода стояли ребята, которых я, кажется, видел в музее. Они оказались туристами из Амстердама. На ломаном русском голланды сказали, что музей, конечно, совсем не такой, как у них на родине, но начало положено неплохое.