Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
Теодор Драйзер (по середине) и его спутники, 19 декабря 1927 года
Общественное достояниеДрайзера пригласили посетить СССР во время празднования десятилетия Октябрьской Революции в 1927 году. За два месяца поездки он записывал все, что видел, а по возвращению в Америку существенно переосмыслил и доработал дневник до книги.
Драйзер приводит много забавных замечаний:
«Ленин. Я полагаю, что это новый всемирный герой. Если мир перейдет к диктатуре пролетариата, а я предполагаю, что он перейдет, то его величию предела не будет. Еще один Вашингтон. Еще один Кромвель. Россия уже не справляется с его славой. Его статуи и картины настолько многочисленны, что создают особую атмосферу. Только в Москве так много его бюстов и статуй, что они, похоже, составляют заметное дополнение к населению. Примерно так: население Москвы — без статуй Ленина — 2 000 000, со статуями Ленина — 3 000 000».
Пишет также, что кое-какие привычки русских пришлись ему по вкусу:
«Мне кажется, что русские ничего не делают, кроме как едят, и я перенял этот обычай».
Джон Стейнбек раздает автографы во Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы в Москве
Владимир Минкевич/SputnikСтейнбек коротко посетил СССР в 1937, а в 1947 уже был в более долгом путешествии, после которого и написал «Русский дневник». Во время поездки его сопровождал фотограф Роберт Капа, его работы вошли в книгу.
Стейнбек увидел, что в России все только и говорят о будущем, но в настоящем мало что делается разумного.
«В России о будущем думают всегда. Об урожае будущего года, об удобствах, которые будут через десять лет, об одежде, которую очень скоро сошьют. Если какой-либо народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ…»
Кроме того, Стейнбек оценил эффективность советской пропаганды.
«Русских учат, воспитывают и призывают верить в то, что их правительство хорошее, что все его действия безупречны и что обязанность народа – помогать правительству двигаться вперед и поддерживать его во всех начинаниях. В отличие от них американцы и англичане остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что его должно быть как можно меньше, что любое усиление власти правительства – это плохой признак...»
Джон Рид в 1917-18 гг.
Getty ImagesАмериканец-социалист Джон Рид стал свидетелем поворотного события в русской истории - Октябрьской революции 1917 года. Более того, даже некоторым образом поучаствовал в ней - переводил для министерства иностранных дел нового правительства. Его книга настолько пришлась по вкусу большевикам, что Ленин рекомендовал всем рабочим страны читать ее, а самого Джона Рида похоронили у Кремлевской стены (немного иностранцев удостаивались такой чести).
Одной из главных особенностей русских он отмечал тягу к чтению.
«Мы приехали на фронт в XII армию, стоявшую за Ригой, где босые и истощённые люди погибали в окопной грязи от голода и болезней. Завидев нас, они поднялись навстречу. Лица их были измождены; сквозь дыры в одежде синело голое тело. И первый вопрос был: "Привезли ли что-нибудь почитать?"»
Курцио Малапарте
Getty ImagesИтальянский писатель путешествовал по СССР в 1929 и был поражен, какую роскошную жизнь вела партийная верхушка при всеобщей бедности. Его книга о «высшей марксистской московской аристократии» не была закончена и вышла после его смерти. Итальянский славист Стефано Гардзонио считает, что роман-впечатление «мог бы оказаться своевременным вкладом в политические дискуссии периода десталинизации».
«Русский народ чувствовал, что правящий класс его предал. Разложение этого революционного класса было очевидно. Когда жена Луначарского в дорогой шубе и украшениях выходила из автомобиля перед Большим театром, народ чувствовал, видел за сиянием драгоценностей блеск предательства. Я чувствовал, что весь этот прогнивший, разложившийся класс, сборище дорогих шлюх, п*дерастов, актеров, актрис, жуиров, спекулянтов, нэпманов, кулаков, торговцев с чёрного рынка, советских чиновников, которые одевались в Лондоне и Париже и подражали нью-йоркским и берлинским манерам (в моду входили толстые сигары - такие же, какие держат в пухлых ртах капиталисты в Гамбурге, на Уолл-стрит, на карикатурах Гросса), обречён».
Льюис Кэрролл - автопортрет
Национальный музей медиа и науки ВеликобратинииАвтор «Алисы в Стране Чудес» отправился в Россию по приглашению друга в 1867 году. Он побывал в Москве, Петербурге и Нижнем Новгороде и, судя по всему, остался в полном восторге с первых минут пребывания.
«Огромная ширина улиц (второстепенные улицы, похоже, шире, чем что-либо подобное в Лондоне), маленькие дрожки, которые беспрестанно проносились мимо, похоже, совершенно безучастные к тому, что могут кого-нибудь переехать, огромные освещенные вывески над магазинами и гигантские церкви с их голубыми, в золотых звездах куполами и приводящая в замешательство тарабарщина местных жителей, — все это внесло свой вклад в копилку впечатлений от чудес нашей первой прогулки по Санкт-Петербургу».
Герберт Уэллс выступает перед встречающими в аэропорту во время пребывания в Советском Союзе
Getty ImagesАнглийский фантаст трижды бывал в России. Сначала до революции в 1914-ом, затем в 1920-м, когда состоялась его встреча с Владимиром Лениным - после этого визита он и написал свою книгу «Россия во мгле». Позже, в 1934-м, он приехал еще раз, и ему даже организовали встречу с Иосифом Сталиным.
«Основное наше впечатление от положения в России - это картина колоссального непоправимого краха. Громадная монархия, которую я видел в 1914 году, с ее административной, социальной, финансовой и экономической системами, рухнула и разбилась вдребезги под тяжким бременем шести лет непрерывных войн. История не знала еще такой грандиозной катастрофы <...> Крестьянство, бывшее основанием прежней государственной пирамиды, осталось на своей земле и живет почти так же, как оно жило всегда. Все остальное развалилось или разваливается».
Спустя 30 лет после первого визита в СССР: Маркес выступает на пресс-конференции XV Московского международного кинофестиваля в 1987 году
Борис Бабанов/SputnikКолумбийский писатель приехал в СССР в 1957 году на Московский фестиваль молодежи и студентов. По итогам поездки он написал эссе, одна из самых ярких цитат которого была вынесена в заголовок. Впечатления от России он выразил целым рядом ярких высказываний:
«Тому, кто видел скудные витрины московских магазинов, трудно поверить, что русские имеют атомное оружие».
«Исчезновение классов — впечатляющая очевидность: все одинаковы, все в старой и плохо сшитой одежде и дурной обуви».
«Радиоприемники очень дешевы в Советском Союзе, но свобода пользования ими ограничена: можно либо слушать Москву, либо выключить радио».
«Советский Союз все 40 лет, прошедших после революции, направлял усилия на развитие тяжелой промышленности, не уделяя никакого влияния товарам потребления. В таком случае можно понять, почему они первыми предложили на международный рынок воздушного сообщения самый большой в мире самолет, и в то же время у них не хватает обуви для населения».
Памела Трэверс
Общественное достояниеАвтору «Мэри Поппинс» повезло побывать в СССР самостоятельным туристом в 1932 году, в то время, как других писателей часто привозили в составе официальных делегаций.
«Чтобы по-настоящему увидеть Россию, не следует ехать туда туристом. Надо выучить язык и путешествовать в одиночку без сомнительной опеки государственных гидов. В противном случае путешественник с мало-мальским знанием истории оказывается в недоумении: большинство исторических событий видоизменились в трактовках до неузнаваемости, настолько они подправлены марксизмом и целесообразностью».
По приезду она советует каждому посетить... театр! «Всех туристов, чтобы они поняли Россию, надо водить в театр сразу по прибытии. Жизнь страны здесь! Сидя в русском театре, начинаешь понимать, как Советскому государству удалось довести страну до крайности: добавьте к природной склонности к актерству непрекращающуюся пропаганду и бесконечные плакаты, и вы сможете приручить человека к нынешнему режиму».
Подметила Трэверс и кое-что важное про природу коммунизма:
«Очевидно, Советы озабочены не столько атеизмом, сколько тем, как бы, свергнув одного Бога, превознести другого - Человека - и утвердить идеальный Рай здесь и сейчас. Небеса на земле, Ленин как икона, и хор ангелов Коммунистической партии. Нет народа более исконно религиозного, чем русские, - просто ныне они обратили свою веру в новом направлении».
Андре Жид в СССР
Getty ImagesФранцузский писатель и драматург был одним из самых больших друзей СССР, поэтому после своей поездки в 1936 он оставил исключительно хвалебные отзывы о действиях власти. И если Трэверс говорила, что труд и работа здесь заменили всю остальную жизнь, то Жид отметил природную лень русских и восхитился, как советская власть заставила людей работать.
«Возвращаюсь к москвичам. Иностранца поражает их полная невозмутимость. Сказать "лень" — это было бы, конечно, слишком… "Стахановское движение" было замечательным изобретением, чтобы встряхнуть народ от спячки (когда-то для этой цели был кнут). В стране, где рабочие привыкли работать, «стахановское движение» было бы ненужным. Но здесь, оставленные без присмотра, они тотчас же расслабляются. И кажется чудом, что, несмотря на это, дело идет. Чего это стоит руководителям, никто не знает. Чтобы представить себе масштабы этих усилий, надо иметь в виду врожденную малую "производительность" русского человека».
Лион Фейхтвангер на Красной площади в Москве
Анатолий Гаранин/SputnikВ целом отклик немецкого писателя Фейхтвангера был весьма комплементарен, и он питал большую симпатию к Сталину и СССР (позже, когда он эмигрировал в США, эта симпатия вызвала серьезную тревогу ФБР).
«Критиковать Советский Союз не трудно, тем более что хулителям это доставляет благосклонное признание. В Советском Союзе есть неполадки внешнего и внутреннего порядка; их легко обнаружить, их не скрывают. Однако тот, кто подчеркивает недостатки Союза, а о великом, которое можно видеть там, пишет в подстрочном примечании, тот свидетельствует больше против себя, чем против Союза».
Тем не менее, он не мог не отметить и возведение Сталина в культ:
«Изображения Сталина встречаются на каждом шагу, его имя на всех устах, похвалы ему во всех выступлениях. В частности, в Грузии в любом жилище, даже в самом жалком, самом убогом, вы непременно увидите портрет Сталина на том самом месте, где раньше висела икона. Я не знаю, что это: обожание, любовь, страх, но везде и повсюду — он».