Натан Альтман. Портрет Анны Ахматовой, 1914
Русский музей/Global Look PressАнна Ахматова решительно не любила, когда ее называли поэтессой, настаивала на том, что она именно поэт. Глубина личности – и как ее отражения – стихов просто поражает. Внешняя ветреность, множество романов вместе с невероятной силой духа и твердостью характера – все это позволило ей пережить страшные годы репрессий, потерю мужа, арест сына и недопущение до печати собственных стихов.
Портретов Анны Андреевны не счесть. Яркую внешность Ахматовой: тонкую шею, томно прикрытые глаза, знаменитую горбинку на носу и, конечно, челку – хотели написать многие: Натан Альтман, Кузьма Петров-Водкин, Зинаида Серебрякова, Юрий Анненков – все изображения переполнены трагизмом. Она и сама создавала с стихах образ хрупкой печальной дамы – как например в одном из самых известных стихотворений:
Сжала руки под темной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна. (1911)
Итальянец Амедео Модильяни даже запечатлел обнаженную Ахматову. Ходили слухи об их романе, однако, при всей взаимной симпатии, Анна утверждала, что они лишь друзья. Они познакомились во время свадебного путешествия Ахматовой и поэта Николая Гумилева в Париже и позже встречались и много бродили по городу.
Ахматова в 1920 (сверху), рисунок Модильяни, 1911
Getty ImagesА вот с художником Борисом Анрепом у Анны, действительно, был роман. Она посвятила ему не одно стихотворение, а он изобразил ее на одной из своих знаменитых мозаик в вестибюле Национальной Галереи в Лондоне в образе «Сострадания», окруженную ужасами войны.
«Муж в могиле, сын в тюрьме,/ Помолитесь обо мне», – пишет Ахматова в одном из своих самых известных поэм «Реквием» (1934-1963). В лирике Ахматовой вообще отразился весь 20 век с его страшными событиями – революцией, репрессиями и войной.
Муж Ахматовой поэт Николая Гумилева как и она был ярчайшей фигурой Серебряного Века. В 1921 году он был арестован за якобы участие в анти-большевистском заговоре и расстрелян.
Иллюстрация к поэм «Реквием»
Архивное фотоСын Ахматовой и Гумилева, Лев был видным историком и уже во время сталинского большого террора был арестован по доносу за «контрреволюционную агитацию» и попал в ГУЛАГ. Сохранились записки Ахматовой, где она пишет о «начале тюремных очередей». Сотни женщин и в зной и в мороз стояли у дверей ленинградского КГБ, чтобы узнать об арестованных мужьях и сыновьях, приходилось месяцами приходить и стоять в очереди, чтобы услышать, что в информации отказано и местонахождение арестованного не сообщат. Особо удачливым разрешали оставить передачку, но не ясно, доходила ли она до адресата. «Реквием» по сути является траурным гимном этим страшным очередям из женщин с «голубыми» от холода губами, которые кидаются в ноги палачу, чтобы узнать судьбу родных.
Кроме того, перу Ахматовой принадлежит одно из самых сильных антисталинских стихотворений, хотя и менее известное, чем «Мы живем, под собою не чуя страны» Мандельштама, например.
Подражание армянскому (1931)
Я приснюсь тебе чёрной овцою
На нетвёрдых, сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
«Сладко ль ужинал, падишах?
Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним…
И пришёлся ль сынок мой по вкусу
И тебе, и деткам твоим?»
Во время блокады Ленинграда, Ахматова оставалась в городе и даже шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи-убежища. Вместе с поэтессой Ольгой Бергольц Ахматова читали по радио свои стихи, поддерживая дух ленинградцев («Час мужества пробил на наших часах,/ И мужество нас не покинет»).
После войны партия постановила, что Ахматова является представительницей «чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии». Коммунистам не понравился упаднический дух и чрезмерное эстетство. Партийный деятель Жданов и вовсе назвал ее поэзию далекой от народа с ее «ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой».
Фото Анны Ахматовой Моисея Наппельбаума
Getty ImagesВ результате ее стихи нигде не печатали, но они распространялись среди интеллигенции в некоем первом подобии самиздата: люди учили их наизусть, записывали, давали выучить друзьям и сжигали записи. Даже хранить «вредные» стихи было опасно.
Сама Ахматова чудом избежала ареста – видимо, сказалось ее значимое положение.
Ахматова была уже в преклонном возрасте, когда многие ее поклонники стремились познакомиться с ней, прикоснуться к поколению Серебряного века, представителем которого она являлась – возможно, единственным дожившим до 1950-х.
Ахматова за рабочим столом, Ленинград 1964
Василий Федосеев/TASSСреди ее самых известных младших друзей были четверо поэтов, впоследствии ставших довольно известными: Дмитрий Бобышев, Анатолий Найман и Евгений Рейн и, пожалуй, самый известный – Иосиф Бродский. Они в шутку называли себя «ахматовскими сиротами», она была для них не только поэтическим, но и духовным авторитетом, а ее смерть в 1966 году стала для каждого трагедией.
Бродский, к слову, сначала не был поклонником – он просто воспользовался предложением поехать познакомиться к ней, но одна ее строчка «Меня, как реку, суровая эпоха повернула» заставила его понять масштаб ее личности И как он говорил в интервью, «Никто и ничто не научил меня так понимать и прощать все – людей, обстоятельства, природу, безразличие высших сфер, как она».
Бродский и Рейн на похоронах Ахматовой
SputnikИзвестна ее фраза об аресте Бродского за тунеядство и ссылки на север – «какую биографию делают нашему рыжему», а также говорила, что он был одним из самых талантливых поэтов, которого «она сама вырастила». Бродскому очень льстила эта фраза.
За год до смерти, в возрасте 75 лет, когда на родине ее стихи уже 18 лет не публиковали, Ахматову пригласили в Англию и вручили мантию доктора наук Оксфордского университета. В торжественной речи было сказано: «Эта величественная женщина некоторыми с полным правом именуется "второй Сапфо"».
Ахматова в Оксфорде, 1965
Getty ImagesАнглийские газеты активно освещали пребывание такого большого поэта «отверженного в сталинскую эпоху», писали, как она была тронута международным признанием.