Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
«Откуда такая китаяночка?» - спрашивали Елизавету Кишкину, мать маленькой Инны, прохожие на улицах советской Москвы 1940-х. Тогда девочка, конечно, не задумывалась - китаянка она или русская.
Китайский коммунист Ли Лисань с женой Елизаветой Кишкиной и дочерью Инной
Общественное достояниеМать Инны Елизавета родилась в семье саратовского помещика, который не принял Октябрьскую революцию и покончил с собой. Всю жизнь она стеснялась и скрывала свое дворянское происхождение - в стране советов оно приносило неприятности.
Отец Инны, Ли Лисань, происходил из зажиточной китайской семьи. Студентом он ездил на учебу во Францию, где увлекся идеями коммунизма. Из-за организованной им забастовки рабочих, его депортировали в Китай, где он тут же вступил в недавно созданную компартию. Активист Лисань открывал отделения партии по всему Китаю и вскоре стал ее фактическим лидером.
В 1920-х Лисань предпринял неудачную попытку революции, в надежде на поддержку Красной Армии, но ее не поступило. Китайца призвали в Москву на «суд» Коминтерна за попытку втянуть СССР в войну. Некоторое время он провел в тюрьме, чудом избежав расстрела, но из страны его не выпускали 15 лет. В это время он успел жениться на Елизавете, в 1943 году у них родилась дочь Инна. А в 1946 Лисаня отпустили обратно в Китай, вскоре за ним последовала семья.
Справа налево: Инна, Ли Лисань, Елизавета Кишкина, их вторая дочь Алла
Общественное достояниеВ приграничном Харбине им выдали казенный дом, весьма скромный, но после коммунальной квартиры в Москве, он казался Инне огромным. Мать пыталась сохранить русский быт, и Инну отдали в русский детский сад. Завтрак в доме подавали европейский, обед русский, а ужин китайский. В 1949-м Мао пригласил Лисаня на новую должность – семья переехала в Пекин в большой дом с прислугой.
Русская диаспора в столице была маленькая, но вскоре Инна подружилась с другими детьми из смешанных браков. «Попробовали называть себя русакиты, но выражение не прижилось, а позже придумали более подходящее слово — китарусы. И все встало на свои места. Вообще, китайская культура очень закрытая, чужаков здесь не любят», - цитирует Инну Александр Архангельский в книге «Русский иероглиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой» (Редакция Елены Шубиной, АСТ, 2022).
Когда Инна была в 10 классе, мать повезла ее на год в Москву, чтобы та смогла закончить там школу, получить советский аттестат и паспорт. Мать предложила даже остаться и поступать в университет, но Инне было не комфортно оказаться в постсталинском мире 1950-х и … снова в коммуналке.
В 1960-х Мао и СССР уже не были близки, авторитарный режим в Китае начал усиливаться. Из-за связи с Советами и жены, у Лисаня начались первые проблемы. Инне пришлось отказаться от советского паспорта. Теперь ее звали по-китайски Ли Иннань.
Мао Цзэдун и Иосиф Сталин
Общественное достояниеОна поступила в пекинский университет на переводчика, вступила комсомол. В общежитии вуза были спартанские условия и деревянные кровати без матрасов. Подъем в 6 утра по звонку, зарядка в любую погоду, в столовую - строем. Среди однокурсников Инна пыталась быть примерной комсомолкой, а дома жила как «золотая молодежь» - с танцами, музыкой, гостями-иностранцами. «Так начало формироваться мое двоемирие».
В стране настал голод, ввели карточки на еду и пайки, при этом дома у Инны все еще работал личный повар. «И тут возникла еще одна проблема, которая может показаться смешной, но деталь важная. Посуду в общежитие все приносили свою. Но у нас дома были только серебряные приборы. Мама купила их в русском эмигрантском магазине». В итоге Инна брала с собой расписную русскую деревянную ложку и всем рассказывала, что такой едят колхозники в СССР, на чудо-ложку ходили смотреть все китайские студенты.
Ли Лисань
Общественное достояниеКитай готовился к полному разрыву с СССР, началась «культурная революция». В компартии начались «разоблачения» и чистки, тучи сгустились и над отцом Инны, и его временно отстранили от работы. В 1967-м отца забрали в тюрьму по обвинению в шпионаже в пользу СССР. По официальной версии в тюрьме Ли Лисань покончил с собой, приняв большую дозу снотворного, но Инна уверена, что ему «помогли» уйти из жизни.
Вскоре после ареста отца, в тюрьму посадили и Инну с младшей сестрой и их мать. «Боже мой! Я всю жизнь была такой хорошей дисциплинированной девочкой. Могла ли я подумать, что я в тюрьме окажусь?» - вспоминала Инна.
Спустя два года Мао решил заменить наказание детям, которые сидели за родителей и отправить их на перевоспитание - «курсы по изучению идей Мао Цзэдуна». От родителей не было новостей - и только после освобождения Инна узнала, что отца уже давно не стало.
На перевоспитание Инну отвезли в далекую деревню: днем она работала на рисовых полях, а по вечерам ходила на политзанятия. Вскоре в Китай начали приезжать иностранцы, и Инну как переводчицу вызвали в Пекин. Однако она заболела гепатитом, месяц пролежала в больнице, после чего ее как «бывшую заразную» не привлекали к политработе, даже поселили в отдельную комнату. Так она стала свободной, а среди других «бывших заразных» встретила своего будущего мужа и вскоре родила ребенка.
Ей посчастливилось устроиться на работу преподавательницей русского языка в университете - и она получила доступ к советской прессе, толстым журналам, где печатали романы советских писателей - и даже к записям советского радио, по которым она совершенствовала собственный русский, уже немного устаревший, и набиралась новой лексики.
В 1979 году, после восьми лет тюрьмы и последующей ссылки, полностью реабилитировали мать Инны. Елизавета Кишкина, известная в Китае под именем Ли Ша, стала основоположником китайской русистики, ей присвоили звание профессора русского языка. (Она написала автобиографическую книгу «Из России в Китай — путь длиною в сто лет»). Инна добилась и полной реабилитации отца.
По особому пропуску матери Инна смогла даже получать в библиотеке литературу, еще запрещенную в СССР, - «Доктора Живаго» Бориса Пастернака, а также книги о советских тюрьмах и ГУЛАГе: «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. «Мы сравнивали сталинский ГУЛАГ со своим драматическим опытом — и приходили к выводу, что все-таки ГУЛАГ был гораздо хуже».
Советский союз всегда был очень близок и рядом. После Таншаньского землетрясения 1976 года, опасаясь разрушений и повторных толчков, несколько недель семья Инны не возвращалась домой, а жила на улице. «Стояло лето; мы соорудили временные навесы, под которые использовали огромные портреты членов Политбюро ЦК КПСС, хранившиеся, наверное, с начала 1950-х годов. Портреты были величиной со шкаф. Очень удобные, чтобы навесы из них делать. Я лежу на матрасе, а мне сверху улыбается лицо Никиты Сергеевича Хрущева». Но отношения у Китая и СССР все еще были плохие.
В 1984 году впервые за более чем 20 лет Инна поехала в СССР. Загранпаспорт и визу она ждала двадцать месяцев. Из далекого Китая казалось, что родина развивается быстрыми темпами, но по приезду она обнаружила, что всё - уклад жизни, беседы, интересы, — осталось прежним. Впрочем, вскоре уже настала эра Горбачева, перестройки, и новых двусторонних отношений с Китаем. Инну как русиста стали приглашать с официальными поездками в СССР.
К тому времени у нее уже было двое сыновей, они ходили в китайскую школу, но мать говорили с ними по-русски. Положение русских (или «китарусков», как Инна говорила в детстве) в Китае улучшилось, они смогли собираться вместе и обучать детей своей второй культуре. В 1989 году Инна поехала с детьми в Москву, задержалась на шесть лет, отдав их в местную школу. Теперь она уже дома говорила с ними на китайском, чтобы они не забыли его. Оба сына Инны отучились в вузах в Москве.
Инна наблюдала воочию развал СССР и события 1991 года, видела «Лебединое озеро» по телевизору, слышала, как танки шли к Белому дому. Она видела протесты на площади Тяньаньмэнь 1989 года, которые были жестоко разогнаны армией, поэтому переживала, как бы такое не повторилось и в Москве… Вскоре Инна с сыновьями вернулась в Китай – в России 1990-х им уже не было комфортно.
Сейчас Инна Ли (Ли Иннань) – известный китайский русист, профессор Пекинского университета иностранных языков. Себя она называет китаянкой с русским уклоном. «Было время, когда две мои этнические половинки вступали в конфликт. Слава богу, сейчас я нашла какую‑то гармонию. Оказалось, что мне удобно сидеть на двух стульях: если я оказываюсь заперта в одной культуре, я начинаю задыхаться».
