18 апреля 1942 года американская авиация впервые в ходе Второй мировой войны атаковала Японию на ее территории. 16 бомбардировщиков B-25 «Митчелл» нанесли неожиданные удары по военным и промышленным объектам в Токио и ряде других городов. Так называемый «рейд Дулиттла» (по имени командовавшего налетом подполковника Джеймса Дулиттла) был местью за вероломное нападение японцев на базу Тихоокеанского флота США в бухте Перл-Харбор 7 декабря 1941 года.
Американская авианосная группа двигалась к японским берегам скрытно. Но патрульные корабли Императорского флота все равно обнаружили ее слишком быстро. В итоге американцам пришлось поднимать в воздух бомбардировщики гораздо раньше запланированного.
На самолеты были загружены дополнительные канистры с бензином, которых, однако, все равно могло не хватить. Ведь обратный путь для бомбардировщиков лежал не к своему авианосцу «Хорнет», уже покинувшему опасные воды, а на далекие аэродромы союзного Китая.
Джеймс Дулиттл (впереди, слева) с экипажами бомбардировщиков B-25.
Общественное достояниеНе все самолеты Дулиттла стали прорываться в направлении контролируемых войсками Чан Кайши территорий. Экипаж капитана Эдварда Йорка, рассчитав, что им с оставшимся уровнем топлива никак не дотянуть до Китая, решил приземлиться на территории другого союзника США — Советского Союза. Вот только делать это американским пилотам было строжайше запрещено.
СССР и США в тот момент действительно поддерживали союзнические отношения, однако они распространялись исключительно на войну против нацистской Германии в Европе. Заключив 13 апреля 1941 года с Токио пакт о нейтралитете, Москва находилась вне вооруженного конфликта на Тихом океане и была обязана незамедлительно интернировать все войска сражающихся в этом регионе государств, так или иначе оказавшиеся на ее территории.
Пройдя вдоль советской береговой линии и минуя Владивосток, B-25 Йорка устремился вглубь Советского Союза в районе мыса Сысоева, где и был обнаружен силами ПВО Тихоокеанского флота. Военнослужащие, однако, не подняли тревоги, приняв американский самолет за возвращающийся советский бомбардировщик Як-4.
Бомбардировщик B-25 на палубе авианосца «Хорнет».
Общественное достояниеЛишь в половине шестого вечера, когда американский самолет появился над военным аэродромом «Унаши» в нескольких десятках километров от порта Находка, ему наперерез направились два истребителя И-15, готовые к атаке. Впрочем, они не стали препятствовать бомбардировщику с почти пустыми баками совершить посадку.
Советские военнослужащие были крайне удивлены увидеть пятерых американцев (двух пилотов, штурмана, бортинженера и стрелка), но, тем не менее, встретили их приветливо, разместили у себя и накормили. Вскоре на аэродром прибыл заместитель командующего авиацией Тихоокеанского флота полковник Губанов с переводчиком.
Первоначально американцы заявили, что прилетели с Аляски. Но Губанов был осведомлен о бомбежках Токио, и летчикам пришлось признать свое участие в рейде. «Я спросил, мог бы он предоставить нам бензин, и тогда мы ранним утром улетели бы в Китай. Он согласился», — вспоминал Йорк в 1943 году.
И-15.
SDASM Archives/Общественное достояниеНо все оказалось не так просто. СССР не мог отпустить пилотов, бомбивших Токио, и не вызвать ответную жесткую реакцию Японии, чьи позиции на Дальнем Востоке были в то время сильны как никогда. С другой стороны, Москва не хотела ссориться и со своим новым союзником, который только-только приступил к поставкам в Советский Союз вооружения и сырья по программе ленд-лиза.
В итоге B-25 был реквизирован, его экипаж интернировали, а послу США в СССР адмиралу Уильяму Стэндли вручили формальный протест. В то же время на неформальном уровне Москва заверила Вашингтон, что постарается найти подходящий для всех выход из сложившейся ситуации. Тем временем американские военнослужащие должны были находиться в достойных и комфортных условиях.
Экипаж направили в Хабаровск, где они встретились с командующим Дальневосточным фронтом генералом Иосифом Апанасенко, сообщившим им об интернировании. С тех пор и началась одиссея американцев, которых на поездах, самолетах и паромах возили через всю Сибирь до Урала и берегов Волги, оставляя их неделями жить в разных городах и маленьких деревнях. Посольство США регулярно получало информацию обо всех перемещениях задержанных.
Генерал Иосиф Апанасенко.
Общественное достояниеЦелых восемь месяцев военнослужащие провели в небольшом городе Оханск на берегу реки Кама, изнывая от безделья. «Через четыре месяца, как мы там оказались, последние из наших конвоиров уехали, и мы жили в доме сами по себе. Нам разрешалось свободно гулять по городу. К этому времени мы немного изучили русский, так что, если нас останавливали и спрашивали документы, мы могли им объяснить, кем являемся. Ну конечно, они знали сами. Большинство жителей города знали», — вспоминал Йорк.
Несколько раз на встречу с экипажем допустили американских дипломатов. В сентябре 1942 года им удалось переговорить с генералом Омаром Брэдли, курировавшем в тот момент в СССР вопросы воздушной трассы Алсиб (Аляска-Сибирь), по которой из США в Союз поступали военные самолеты.
Узнав, что летчики замышляют побег, Брэдли настоятельно рекомендовал отказаться от этой идеи и не нарушать условия интернирования.
Побег в конечном итоге все-таки состоялся, вот только организовали его не американцы, а советские спецслужбы.
Эдвард Йорк.
Архивное фотоСитуация с интернированным экипажем B-25 стала меняться в начале 1943 года. С ходатайством об освобождении экипажа к президенту Рузвельту обратилась жена капитана Йорка, а тот в свою очередь высказал личную просьбу Сталину. Да и само советское руководство стало относиться к проблеме менее напряженно, в первую очередь, из-за наметившегося перелома в войне, связанного с поражением немцев под Сталинградом и японцев в битве за Гуадалканал.
Тем не менее, просто так отпустить летчиков было по-прежнему невозможно, и органам НКВД поручили организовать для них побег через советско-иранскую границу. При этом сами американцы должны были считать, что действуют по собственной инициативе.
В марте экипаж отправили на юг СССР, где им предстояло работать на одном из аэродромов в Ашхабаде. В поезде до столицы Туркменской ССР майор НКВД Владимир Боярский, выдававший себя за майора Красной Армии Александра Якименко, сумел подружиться с летчиками, а затем поддерживал с ними связь уже на месте. Вскоре он убедил американцев, что вошел в их тяжелое положение и совершенно искренне хочет помочь им вернуться на родину.
Пристань в Оханске.
Архивное фото«С первых дней пребывания в Туркмении совместно с пограничниками я готовил переход границы американцами», — вспоминал Боярский: «Главным при этом было то, чтобы они поверили, что сами подготовили свой побег из СССР. Для этого примерно в 20 км на юго-восток от Ашхабада, ближе к Ирану, нами была оборудована ложная контрольно-следовая полоса, якобы обозначавшая советско-иранскую границу».
Боярский познакомил американцев с другим сотрудником НКВД, игравшим роль контрабандиста. Тот за 250 долларов должен был доставить их на грузовике до «границы», которую им предстояло скрытно пересечь самим, а затем подобрать их уже на другой стороне.
«Надо было видеть, как при лунном свете, озираясь и припадая на колени, чтобы пролезть под проволочными заграждениями русских, американцы удирали на свободу. На местности нами искусно была создана реальная обстановка нелегального перехода границы нарушителями...», — вспоминал Боярский ночь «побега» с 10 на 11 мая.
Подобрав американцев на «иранской» стороне, «контрабандист» свободно провез их уже через настоящие пограничные КПП, что было сделать совсем не сложно: после совместного с Великобританией вторжения в прогерманский Иран в августе 1941 года в северной части страны находились советские войска и контроль на границе почти полностью отсутствовал. Добравшись до города Мешхед, ничего не заметившие члены экипажа обратились в британское консульство, а уже 24 мая оказались в Вашингтоне.
Спустя годы после окончания своей 13-месячной одиссеи в СССР, стрелок Дэвид Пол высказал подозрения, что весь их побег был подстроен советским Генеральным штабом и НКВД. Второй пилот Роберт Эмменс, однако, с ним не согласился: «Наш побег был настоящим. Он стоил нам каждого цента, что у нас был… [Якименко] расцеловал каждого из нас, когда мы его покидали… В глазах у него стояли слезы».