Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
Летом 1942 года Красная Армия с тяжелыми боями отходила к Сталинграду. В этот критический момент у нее, помимо войск «оси», неожиданно появился еще один враг — столь же безжалостный и куда более скрытный. Эпидемия холеры угрожала накрыть город на Волге, а учитывая, какое количество войск и гражданского населения в нем скопилось, это неизменно привело бы к масштабной катастрофе.
Первоначально полученные сведения о вспышках холеры обрадовали советское командование, поскольку ее возникновение было зафиксировано на попавшей под контроль противника территории. Опасная инфекция могла стать хорошим союзником в борьбе против немецких войск.
Радость, однако, быстро сменилась тревогой. Холера не разбирала линию фронта и вскоре вместе с беженцами и отступающими войсками была занесена в Сталинград. 18 июля в нескольких районах города были подтверждены первые случаи.
По распоряжению Народного комиссара здравоохранения Георгия Митерева в город на Волге была направлена одна из ведущих ученых-микробиологов страны Зинаида Ермольева. Она должна была организовать работу местных медиков по профилактике холеры.
Микробиолог Зинаида Ермольева в 1960 году.
Макс Альперт/Sputnik«Нужно было решить, какие меры принять против опасности, которая могла бы угрожать городу, в то время усиленно готовившемуся к обороне», — писала Ермольева в своих воспоминаниях «Незримая армия»: «Он пропускал сотни тысяч бойцов непосредственно к фронту, к излучине Дона, где развернулось невиданное по своему размаху сражение. Госпитали принимали ежедневно тысячи раненых. Из города, переполненного войсками и эвакуированным населением, беспрерывно отходили пароходы и эшелоны в Астрахань, Саратов. Эпидемия, таким образом, могла бы разлиться по многим районам страны».
На заседании чрезвычайной комиссии в Сталинграде решили немедленно вводить населению холерный бактериофаг, поражающий клетки возбудителя болезни. Взятого из Москвы препарата было недостаточно, и Ермольева обратилась в центр с просьбой прислать в город большую партию. Однако эшелон с препаратом по пути в Сталинград разбомбила немецкая авиация.
Выбора не осталось — препарат пришлось производить прямо в Сталинграде. Лабораторию оборудовали в подвале одного из зданий, где в сложных условиях вскоре было налажено производство необходимого количества бактериофага. Работа шла буквально круглыми сутками.
«В этой борьбе с невидимой армией принимали участие все, кто оставался в городе. У каждой дружинницы Красного Креста было под наблюдением десять квартир. Обходили их ежедневно и спрашивали, нет ли больных, которых надо немедленно госпитализировать. Другие хлорировали колодцы, дежурили в булочных, на эвакопунктах. Из города нельзя было уехать без справки о фагировании [то есть введения бактериофага]. Даже в булочных не выдавался хлеб без такой справки», — вспоминала Ермольева.
Всех медицинских работников, не дежуривших на строительстве оборонительных укреплений, перевели на казарменное положение и мобилизовали на борьбу с эпидемией. Их усилиями удалось добиться впечатляющих результатов: ежедневно обследовали 15 тысяч человек, а фагировали до 50 тысяч.
«В бомбоубежищах, на пристанях без устали рассказывали о профилактике желудочно-кишечных заболеваний. Включились в эту борьбу и радио, и газеты», — отмечала Ермольева.
Перед появлением передовых частей вермахта на окраинах Сталинграда и началом уличных боев масштабная эпидемиологическая катастрофа, способная подорвать силы обороняющих город советских войск, была предотвращена. Совсем скоро, однако, медикам снова пришлось бороться с распространением этой опасной инфекции, на этот раз уже среди попавших в плен солдат 6-й армии фельдмаршала Фридриха Паулюса.
